> Віцебская вобласць > Віцебскі раён > горад Віцебск > Царква Дабравешчання Прасвятой Багародзіцы
Віцебск. Царква Дабравешчання Прасвятой Багародзіцы
Віцебск. Царква Дабравешчання Прасвятой Багародзіцы

Віцебск | Царква Дабравешчання Прасвятой Багародзіцы - Каментарыі

Год пабудовы (перабудовы): 1120-30-x (1), XVII-XIX (1), 199
Каардынаты:
55° 11'31.23"N, 30° 12'2.36"E
БЛАГОВЕЩЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ

Благовещенская церковь является одним из самых древних храмов Витебска. Основание святыни некоторые историки относят к 11 веку и приписывают княгине Ольге. Но большинство ученых утверждают, что храм был построении в 12 веке, где-то в 1140-1180 гг., став первым каменным храмом города.
Святыня являлась единственным в Восточной Европе культовым памятником, построенным в стиле византийско-балканского зодчества.



При ее возведении использовалась оригинальная строительная техника: стены храма выложены из рядов белых тесаных известняковых блоков, перемежающихся сдвоенными рядами плинфы (плоских и широких кирпичей). Строилась церковь с участием приезжих (скорее всего, византийских) мастеров, которых привезли полоцкие князья, вернувшись из ссылки, из Византии. На протяжении ряда столетий храм пользовался особым почетом и уважением витеблян.



В святыне венчался новгородский князь Александр Невский с князёвной Параскевой, дочерью полоцкого князя Брачеслава. Здесь же молился и князь Ольгерд Великий. Во время правления последнего, в 14 веке, церковь перестраивалась.



Около 1622 г. церковь стала униатской. Ее внешний облик подвергся значительным изменениям — к западному фасаду церкви пристроили две башни, которые придали ей черты костела.

В 1812 году французы использовали храм под склад боеприпасов.

В 1832 году святыня опять была передана православным и через год реставрировалась губернским архитектором Бетини.

После очередной перестройки в 1862 году башни были уничтожены, а над алтарем возведен в традициях русского зодчества купол-луковица на высоком световом барабане.

Церковь частично разрушили в 1944 году.

За повреждение этого ценного памятника архитектуры Германия выплатила Беларуси большую контрибуцию. Однако эти деньги не использовали на восстановление храма.

В поврежденном виде он простоял до 1961 г., когда по приказу городских властей был взорван.

В 1977 г. произвели консервацию руин.



Археологические исследования проводились в 1946, 1964, 1968 и 1975 гг. При раскопках 1964 г. Г. В. Штыхов выявил, что Благовещенская церковь во второй половине 14 века была значительно перестроена, на что мы выше указывали. Также ученые выявили, что наиболее старинный рисунок церкви относится к 1664 году. К восстановлению храма приступили в 1992 году. 26 сентября 1998 года отреставрированный храм посетил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II.



Сейчас это один из красивейших храмов Витебска, построенный в стиле школы полоцкого зодчества и расположенный на крутом берегу Западной Двины.



Теперь приведу заслуживающий внимания текст из книги Русецкого А. В. и Русецкого Ю. А. “Художественная культура Витебска с древности до 1917 года”. – Мн.: БелЭн, 2001. – С. 43 – 50.

«...обратимся к наиболее известному архитектурному сооружению того времени — витебской Благовещенской церкви — памятнику своеобразного монументального зодчества второй четверти XII в., наиболее полно аккумулировавшему достижения строительной техники, технологии, живописи. Церковь существовала до 1961 г., в настоящее время закончено ее восстановление. В рассуждениях об истории этого уникального памятника используем историко-археологический метод, позволяющий соединить воедино опыт археологов с анализом художественных свойств древней архитектуры. Что бросается в глаза уже при начальном знакомстве с памятником и его историей? Если, скажем, перед архитекторами времен Всеслава Чародея — носителя верховной власти в Полоцкой земле во второй половине XI в. — стояла задача возведения монументального сооружения — собора Святой Софии, рассчитанного на демонстрацию политического могущества князя и создание впечатления, поражающего величием форм, то Благовещенская церковь при сохранности известной монументальности выглядела более скромной и уютной, создавая своеобразное настроение вступающему на ее каменные плиты. Неизвестный автор, казалось бы, учел все: месторасположение церкви — и на берегу реки, и в то же время рядом с великокняжеским двором; рельеф местности, в который вкомпонована церковь (равнинная площадь на берегу реки, на которую всегда обращалось бы внимание при застройке и правого, и левого берегов Западной Двины); природные условия витебского климатического пояса. Следующее, что обращает на себя внимание, — это датировка строительства, имеющая несколько предположений.



К примеру, российский дореволюционный исследователь древнебелорусской архитектуры А.М. Павлинов относит время постройки этого храма к X в., известный исследователь Витебщины А.П. Сапунов также датирует этот памятник X в., белорусский искусствовед Н.Н. Щекотихин заключает, что возведение церкви Благовещения в Витебске может быть отнесено к 80-м гг. XII в., авторы первого тома «Истории белорусского искусства» наиболее вероятной датой строительства церкви называют конец XI — первую четверть XII в. Наконец, П.А. Раппопорт, известный специалист по древнерусскому зодчеству, утверждает, что церковь Благовещения в Витебске была возведена в 40-е гг. XII в. и не связана с деятельностью полоцких зодчих. Загадка о том, кто строил церковь в Витебске, не разгадана до сих пор. Известно лишь, что витебские мастера на территории Беларуси построили еще одну такую церковь — Бориса и Глеба в Новогрудке.



Так кто же ближе к истине? Обратимся к рассуждениям археолога и архитектора И.М. Хозерова: «В самом деле, мог ли в Древней Руси появиться в IX в. (?) храм, подобный витебской Благовещенской церкви? Вряд ли, так как даже в Киеве в то время мы не знаем ничего подобного. Кроме того, самый характер композиции Благовещенской церкви является для IX в. настолько необычным, что об отнесении времени постройки этого памятника к IX либо X вв. не приходится говорить всерьез». Сам же Хозеров придерживается мнения, что Благовещенская церковь не могла быть построена раньше XII в. (правда, более конкретная дата — первая или вторая половина XII в. — не называется). На наш взгляд, ближе всех к истине стоит Н.Н. Щекотихин. Анализируя конструктивные решения (совпадения в конструкциях полоцкой Спасской церкви с витебской Благовещенской), летописные и некоторые другие данные, он приходит к выводу, что есть все основания считать, что возведение витебской церкви Благовещения может быть отнесено к началу 80-х гг. XII в. (после возведения Спасской церкви в Полоцке).



Зададим еще один вопрос: «Что же представляет собой Благовещенская церковь?» И ответ на него находим в книге «История белорусского искусства». Текст гласит: «Это трехнефовый шестистолпный храм имеет одну полукруглую апсиду. Западная пара его столпов, соединенных с боковыми стенами здания, выделяет нартекс. Отличительной особенностью храма является равномерность его членений: средний неф разделен на четыре квадратные ячейки. В западной стене расположена лестница на хоры. Лопатки храма плоские.



В отличие от полоцких строений, которые возводились из плинфы в технике «с утопленным рядом», витебская церковь построена из плинфы и камня. Отшлифованные каменные блоки здесь выполнены в один-два ряда, затем идут два-три ряда плинфы, а потом снова ряды камней. Такая смешанная техника кладки свидетельствует о наличии здесь совершенно иных, чем в Полоцке, строительных традиций. При этом подобная конструктивная система использовалась и в качестве декоративного приема: получалась красно-белая в полосы поверхность стен».



Казалось бы, лаконично и убедительно. Однако, на наш взгляд, целесообразно обратить внимание и на некоторую детализацию, которую можно найти у Н.Н. Щекотихина: «Фактически она является только модификацией шестистолпного кубического типа, однако с причины очень малой ширины боковых апсид и боковых нефов, а также в связи с иным расположением столпов, она имеет большее, чем обычно, удлиненное продолжение, что придает ее плану определенную тягу к прямоугольной базиликальности (получившей широкое распространение в белорусской архитектуре XVII—XVIII вв.). В связи с этим в системе алтарных апсид наблюдается значительное несоответствие между средней и боковыми; последние в виде маленьких ниш в восточной стене намного меньшие по своим размерам за срединную полуокружность, что вызвало необходимость увеличения их внутреннего пространства за счет боковых нефов. Это достигается за счет значительной массивности внутренних столпов, которые соединены стенками с основами средней апсиды, образуя перед боковыми полуокружностями особые четырехугольные помещения, соединенные с алтарем при помощи узких проходов в упомянутых стенках, с неправильными арковыми пролетами на достаточно значительной высоте. Те же самые столпы и стенки отделяют и среднее алтарное пространство, которое в плане имеет вид правильного квадрата с полукруглой апсидой на востоке.



Крестообразные в разрезе внутренние столпы в числе шести распланированы так, что средний неф как будто делится на четыре одинаковых квадрата, считая упомянутый алтарный. В боковых нефах выделяются соответственно простокутники в два раза меньшие по ширине. Между собой столпы соединены на разной высоте полукруглыми арками, при этом наиболее высоко расположены они над вторым от алтарного квадратом, где аркатура служила раньше для подкупольного барабана. Первым двум парам столпов, как обычно, соответствуют на внутренних стенах небольшие плоские выступы (на северной стороне выступ этот не доходит до самого низа), обозначенные снаружи лопатками. Западная же пара столпов в настоящее время соединяется с боковыми стенами при помощи вытянутых перегородок более позднего происхождения, которые совсем отделяют в этих местах притвор и хоры от главной части церкви. Раньше притвор открывался в середину здания высоким пролетом с аркой, переброшенной на западных столпах, что создавало определенное пространственное единство средней части. Однако и первоначально это пространство, хотя оно и было квадратным в плане, не имело чистого кубического характера, так как разные части его были перекрыты на разной высоте, купол же занимал не центральное, а ближе к востоку место.



Наружный раздел фасадов церкви Благовещения целиком соответствовал внутреннему разделу. При помощи средних и угловых лопаток на боковых фасадах раздел этот является равномерным четырехчленным, а на западном — неравномерным трехчленным. Первоначально фасады оживлялись тремя входами с полукруглыми перемычками пролетов; один из них находится и сейчас в массивной западной стене, где, помимо того, в северо-западном углу расположена лестница на хоры; два других, проделанных в боковых фасадах между второй и третьей лопатками, вели в среднюю подкупольную часть; северный — сейчас заложен, второй же открывается в более позднюю пристройку, прилегающую к южному фасаду церкви» (авторский перевод наш. — А.Р., Ю. Р.). Заметим, однако, что внутреннее пространство храма было относительно небольшим, как бы зажатым среди толстых стен и разобщенным массивными опорными столпами. Благовещенская церковь в первоначальном виде (а возможно, после ремонтно-перестроечных работ, проведенных в XIV в. Ольгердом и в XVII—XVIII вв.) завершалась главой, в чем убеждают нас рисунки церкви на чертеже Витебска, а также акварели И. Пешки.



Некоторые архитектурные и строительные приемы, использованные при возведении витебской церкви, впоследствии можно будет встретить в памятниках других славянских земель (например, в Спасском соборе в Чернигове, в церкви Спаса на Берестье в Киеве, церкви Иоанна Богослова в Смоленске и других), хотя прямых аналогий нет, можно говорить лишь о некотором совпадении пропорций с Нижней церковью в Гродно. Правда, есть мнение, что архитектурные замыслы Благовещенской церкви, не получившие своего дальнейшего развития в Витебско-Полоцкой земле, были подхвачены зодчими в западных регионах Белоруссии, например, на Гродненщине, где возникла своя школа и были возведены два очень близких к витебскому храму собора — в Гродно и Волковыске. Есть также свидетельства о том, что уже в начале XII в. витебские мастера были приглашены для строительства церкви в Новогрудке (количественный состав этой артели, к сожалению, установить не удалось). П.А. Раппопорт, например, считает, что в Новогрудке они работали в сильно ослабленном составе, ибо кладка церкви гораздо небрежнее, чем витебская, а галереи делались уже другими (полоцкими) мастерами.



Подобное описание говорит нам о том, что за формами, навыками и приемами, которые использовались витебскими зодчими как в решении строительно-технических задач, так и в оформлении фасадов своих построек, иногда трудно разглядеть лежащие в основе этих форм и приемов византийские, киевские, западные или иные другие образцы. Эти образцы, помогая древним мастерам в их творчестве, оттачивая их мастерство, технику и стиль исполнения, являлись только отправной точкой творческого процесса, не копировали, не заменяли, а совершенствовали его. Кстати, масштабные чертежи Благовещенского храма нигде не зафиксированы. Да и не могло быть иначе. Древнему каменных дел мастеру достаточно было знать типологическую схему здания и его основные размеры. Владея приемами пропорционального построения, согласования горизонтальных и вертикальных размеров, он на основе методики формообразования «размерял основание» и осуществлял натурное проектирование непосредственно на строительной площадке. Промежуточные плановые наброски выполнялись на подручном материале, а использование геометрических построений и профессиональных приемов пропорционирования позволяло по ходу строительства гармонизировать свой проект.



Кладка стен церкви представляет смешение византийской и новгородской школ. Она выполнена с использованием местных материалов — тонкого, главным образом удлиненного (но часто и квадратного) кирпича (плинфы), который прочными цементными швами связывается с толстыми каменными и известняковыми плитами. Следует отметить, что в первоначальном виде фасады церкви не были пестрыми. Общий рисунок складывался из прослоек красного кирпича, чередующихся с желто-серыми известняковыми плитами, подчеркивая монолитную поверхность стены с ее контрастами света и тени (так называемая рустовка; впоследствии были оштукатурены и разбиты на квадраты — подобный рисунок и теперь можно прочитать на западной стене).



Большую художественную ценность представляли фресковые росписи Благовещенской церкви, которыми были покрыты все ее стены (не сохранились). Полагают, что в первый раз росписи уничтожили еще в начале 20-х гг. XVII в., когда главный храм Витебска по приказу архиепископа Иосафата Кунцевича был передан от православных униатам, а уникальные древние фрески были закрашены известью.



Архивные и литературные источники, свидетельства отдельных исследователей (например, И.М. Хозерова, М.С. Кацера, П.А. Раппопорта и других) подтверждают, что до Великой Отечественной войны они были спрятаны под наслоениями штукатурки и росписями разных времен. В некоторых местах штукатурка осыпалась и проявлялись отдельные фрагменты, сочетавшие евангельские сюжеты и орнаментальный декор с растительными и геометрическими мотивами. К примеру, на левом, центральном слое подкупольного пространства был виден фрагмент фрески с поясным изображением святого Николая, на южной стене открылись части фигур, лиц, одежды, даже княжеский головной убор (вероятно, это было изображение одного из витебских князей, покровителей церкви), на других столпах и на стенах были еще три росписи, свидетельствующие о высоком мастерстве исполнителей.



Особый интерес вызывает кусок штукатурки, на котором на высоком художественном уровне выполнено граффити с изображением двух поясных фигур. Следует отметить высокую профессиональность композиции рисунка, гармоничность и легкость линий. Фигуры в целом красивы и привлекательны — вопросительное положение рук, грациозный наклон головы, широко раскрытые глаза. По выразительности движений, утонченности моделировки лиц, содержательности линий, умелой композиции граффити некоторые исследователи эти рисунки сравнивают с гравированными рисунками на медных пластинах в Гродненской Нижней церкви начала XII в.



Цветовая гамма росписей состояла из коричнево-красных (о коричневом фоне говорят, как о следах одного из пожаров), желтых и зеленых тонов бледной цветовой гаммы с мягкими переходами от одного цвета к другому.



Особенно следует отметить рисунок воина, выполненный в технике граффити. Хотя его одежда (плащ) дана обобщенно, даже условно, все же в ней присутствует четкость и выразительность: военные доспехи (именно они позволили определить название изображения) состоят из панциря и двух рядов вертикально расположенных лат; с левого плеча по диагонали свешивается копье с треугольным наконечником. Лицо несколько удлиненное, схематичное, вокруг головы изображен нимб. В целом изображение воина среди росписей характеризуется простотой, даже примитивизмом. Чаще всего такие рисунки относят ко второй половине XIII в.



Для того, чтобы понять всю емкость и значимость появления образа воина в росписях храма, обратимся к истокам древнеславянской культуры, характеризующей не только поэтическое отношение к природе, но и к человеку в его героическом воинском достоинстве. Обе темы тесно взаимосвязаны: горячая любовь к родной земле рождает готовность «лечь костьми», «сложить голову» за ее безопасность. Нашим предкам искони из столетия в столетие приходилось стоять на страже родных границ, отстаивая свою свободу. Поэтому постоянной заботой державных мужей и церкви (вспомним боевой клич русских воинов: «За веру, царя и Отечество») было воспитание уважения к ратному труду, формирование в народе мужества и стойкости.



Сегодня можно говорить еще об одной находке (нам ее любезно предоставила археолог Т.С. Бубенько) — куске штукатурной обшивки со множеством изображений, знаков, символов. Выделяется исполненный в сложном тератологическом орнаменте крест, по разным сторонам которого процарапаны буквы «IС», «HI», «КА». Просматриваются около десятка разных форм крестов, в левом верхнем углу видно изображение (или икона) святого (лицо и очертания фигуры — символические), несколько геометрических фигур. Находка нуждается в детальном описании, мы же лишь обозначили ее существование.



Эти росписи, как и росписи других древнебелорусских храмов, анонимны. Но даже если мастер и был бы известен, то задачу свою он видел прежде всего в воспроизведении устоявшихся традиционных канонов, в выражении общезначимых идей и понятий. Его индивидуальность проявлялась главным образом в изобразительности и мастерстве, которыми он пользовался для передачи заранее заданных ему тем и образов, той «сакральной математики» (А. Моль) творчества, которая выражала «теологию искусства», например, идею ангельской иерархии, не только небесной, но и земной, распределившей функции между ангелами и людьми и устанавливавшей священные ранги на небе и на земле. Иерархия Серафимов, Херувимов и Престолов, Господств, Сил и Властей, Архангелов и Ангелов (ее творцом считается Псевдо-Дионисий Ареопагит) представляет собой прообраз земной иерархии духовенства и светской власти князя, его сородичей, военно-дружинной верхушки и т. п. Еще один нюанс таких росписей состоял в том, что совершаемые в храме богослужения включали в себя литературные, театральные, музыкальные и изобразительные стороны, напоминая пастве о всей священной и церковной истории.



Витебская церковь Благовещения дает убедительные свидетельства тому, что уже в раннем средневековье на белорусских землях сложилась своя азбука архитектуры, своя каменная кириллица, отличная от архитектурных букв романского и других стилей. И если мы поставим задачу постичь эту азбуку, глубоко проникнуть в тайну древних мастеров, небезынтересно, на наш взгляд, будет обратиться за ключом к следующему высказыванию известного русского историка Б.О. Ключевского: «Не будет ли справедливее, человечнее и научнее обратить внимание... на те чувства и соображения, с какими работали ... над жизнью (архитектурными сооружениями, рукописными книгами, летописями и т. п. — А. Р., Ю. Р.) ее строители, и те впечатления, которые на них производила их собственная работа? Чтобы понимать своего собеседника, необходимо узнать, как сам понимает он слова и жесты, которыми с вами объясняется, а обычаи и порядки старой жизни — это язык понятий и интересов, которым старинные люди объяснялись друг с другом и объясняется с нами, их потомками и наблюдателями».



С именем известного ученого перекликаются слова современного американского архитектора Ф. .Л. Райта: «Что бы ни строил человек, его произведения не могут отражать больше того, что он собою представляет. В них нет больше того, что он чувствует. В этой каменной летописи он записывает не больше и не меньше того, что знает о жизни в то время, когда строятся здания (или пишутся книги. — А. Р., Ю. Р.). В них живут его сокровенные мысли. Здесь его философия, истинная или ложная».



И еще. Особенно важно знать среду, в которой создавались памятники искусства, как проходило их дальнейшее существование, как менялся их облик, чем это было обусловлено, знать людские предсказания, понимать суть мировидения, эстетические и этические идеалы эпохи. Любые «странные», «курьезные» явления надо не отбрасывать, списывая их на неразвитость, междукняжеские династические отношения, а попытаться увидеть в них как раз уникальные черты средневекового мировосприятия. Надо счесть эти «странности» совсем не странными, а вполне естественными с точки зрения людей средневековья, их идеологических представлений, надо с максимальной критичностью отнестись к «само собой разумеющимся» объяснениям, к выводам, подсказанным сегодняшним мышлением, сегодняшним состоянием экономики, культуры, эстетики и т.п. Последняя, к примеру, может дать исключительно много для понимания сущности как в целом средневековой восточнославянской художественной культуры, так и составных ее частей, в том числе и Витебска.



За свою многовековую историю церковь Благовещения неоднократно перестраивалась, изменялась конструктивно. Особенно значительные изменения были внесены в 1619, 1714, 1759 гг. Предание говорит о капитальных переделках, выполненных уже в XIV в., во время княжения Ольгерда. Большие изменения церковь претерпела во время униатов. С 1831 г. церковь Благовещения была передана православному духовенству. Храм находился в запущенном состоянии. Поэтому были приняты оперативные меры по ремонту и обновлению здания. Можно предположить, что основным мотивом было стремление сохранить «драгоценный для России памятник древнего зодчества». Слова эти сказаны в отношении Спасо-Евфросиньевской церкви в Полоцке, восстановление которой также производилось в 1830-е гг. Но если видеть одинаковую значимость этих обоих памятников для истории древнерусской художественной культуры, то слова из Синодального документа можно с полным основанием отнести к церкви Благовещения.



Во время восстановительных работ на месте алтарной перегородки между восточными столпами был установлен каменный иконостас, были расширены и переделаны древние хоры с западной стороны, вместо каменного барабана был возведен деревянный в псевдовизантийских формах.


С этой же стороны снаружи была возведена значительных размеров пристройка со звонницей. Древние окна (например, в средней апсиде, диаконнике, жертвеннике, южной стене притвора) в большинстве своем были заложены кирпичом. В боковых фасадах и сверху в алтарной апсиде были пробиты новые большие окна. По-новому сделаны перекрытия и т.п. Архитектором Бетини был составлен общий план и план бокового фасада храма. Однако все это не смогло вернуть церкви Благовещения былой красоты, самобытности и притягательности.



Какие же выводы можно сделать из столь детального описания этого древнего архитектурного памятника? Во-первых, уже в XI—XII в. Витебск, как и весь подвинский регион, включился в общеевропейский культурный процесс, одновременно формируя специфические черты. Благовещенская церковь — это уникальный и оригинальный памятник искусства, который по своим конструктивным особенностям и композиции плана значительно отличается от всех других сооружений средневековой церковной славянско-византийской архитектуры. «Морфологически» (по И.М. Хозерову) она связывается лишь с Борисоглебской церковью Бельчицкого монастыря и Спасо-Евфросиньевской церковью в Полоцке, что позволяет говорить о преобладающем влиянии при ее сооружении местных художественных традиций. Можно предположить, что возводили (или руководили строительством) Благовещенскую церковь или византийские (привезенные возвратившимся из ссылки витебским князем), или местные мастера (может быть, ученики полоцкого зодчего Иоанна или кто-нибудь из членов его артели).



Можно лишь сожалеть, что история не донесла до современников каких-либо сведений о них; во-вторых, наличие в архитектурных формах церкви Благовещения элементов армянской, сирийской, византийской, новгородской художественных школ говорит о стремлении древних зодчих Придвинского края не только быть в курсе достижений современных им архитектурных школ и течений, но и не отворачиваться, не замыкаться от их влияний, а изучать, осмысливать и творчески перерабатывать, включая тем самым молодую древнебелорусскую архитектуру в единый мировой (в первую очередь ближне- и южновосточный) архитектурный процесс. С другой стороны, витебляне (полоцкие кривичи) не были исключительно потребителями, например, южнославянской цивилизации. Они активно делились собственными достижениями с другими регионами и народами (например, Смоленской землей, Гродненским княжеством), вовлекали их (например, балтийских племен) в орбиту европейского культурно-художественного пространства; в-третьих, древнебелорусских мастеров привлекала не только художественность форм, но и возможность видеть в последней предпосылки для поиска новых технических, технологических и художественных приемов и решений.



В результате переосмысления формальных сторон в местной архитектурной школе появлялись новые строительные материалы (плинфа, цемянка), новые технологические приемы (сочетание кирпича, плинфы с тесаными каменными блоками, а позднее и гранитными валунами, в обилии находившимися на землях Белой Руси), новые художественные решения (чередование красной плинфы и желто-серого известняка) в оформлении возводимых зданий; в-четвертых, Благовещенская церковь являет один из ранних примеров синтеза искусств в Придвинском крае. При этом витебская живопись представляет явление отличное от иных раннесредневековых фресковых росписей в храмах полоцко-витебской земли. В отличие, скажем, от фресок Пятницкой церкви или Спасо-Преображенского собора в Полоцке, выполненных в характерных для древнерусского стенописа библейских и евангельских сюжетах и колорите (сочетание зеленого, красного и белого цветов), росписи в Витебске имеют свои сюжеты (например, изображение воина в плаще с панцирем, латами и копьем), технику исполнения (граффити), цветовую гамму (коричнево-красные, желтые и зеленые тона с мягкими переходами). Ко многим архитектурным памятникам Витебщины с полным основанием могут быть отнесены слова известного русского ученого И.Э. Грабаря, сказанные им в отношении новгородского и псковского зодчества: «Одна особенность придает зодчеству новгородцев и псковичей совсем исключительное очарование: их здания не вычерчены по линейкам и угольникам, а как бы рисованы от руки, как в общем контуре их, так и в каждой линии, в закруглении свода, в изгибе купола, в обработке оконного наличника — везде чувствуется свободный, ничем, кроме вдохновения, не связанный рисунок, благодаря которому в целом сооружении нет ни одного засушенного места, а все живет и радует глаз».



Из истории установления праздника

Праздник Благовещения Пресвятой Богородицы установлен в память явления Пресвятой Деве Марии благовестника тайн Божиих, архангела Гавриила. По обещанию, данному Богу святыми праведными Иоакимом и Анной — родителями Пресвятой Девы, — с трех до пятнадцати лет Она, посвященная на служение Богу, жила при Иерусалимском храме. Когда Ей пришло время оставить храм, то, по решению священников, Она была обручена Своему дальнему родственнику, благочестивому старцу Иосифу, и поселилась в его доме в городе Назарете.



Именно здесь за девять месяцев до Рождества Христова совершилось явление Пресвятой Деве архангела Гавриила, который принес Ей радостную весть о грядущем чудесном, сверхъестественном рождении от Нее Сына Божия, Спасителя мира (не случайно имя Иисус, предреченное архангелом Богомладенцу, означает «Спаситель»). Так благая весть (отсюда — Благовещение) о грядущем Рождестве Христовом была возвещена миру.



Праздник Благовещения Пресвятой Богородицы открывает последовательный ряд описанных в Новом Завете событий воплощения, земной жизни и служения, Крестной смерти и Светлого Воскресения Господа Иисуса Христа. Его духовное содержание — раскрытие великой, непостижимой человеческому уму тайны воплощения Сына Божиего от Девы, предреченного еще в Ветхом Завете святым пророком Исайей в VIII веке до Рождества Христова.



По старинному обычаю, в день Благовещения выпускают на волю птиц в знак освобождения человеческой души от греха.



В воспоминание архангельского благовестия Деве Марии о воплощении от Нее Сына Божия, Церковь с первых времен христианства установила праздник. О древности этого установления свидетельствуют святые отцы в своих беседах, произнесенных в честь этого праздника, такие как: Григорий Чудотворец (II век) Афанасий Великий, Иоанн Златоуст (IV век). В этих беседах Благовещение представляется давним и обычным праздником церковным. В некоторых местах (например, в Малой Азии) христиане праздновали Благовещение не 25 марта (по старому стилю), а накануне Рождества и Богоявления. Но когда праздник Рождества Христова был отделен от Богоявления и Церковь стала праздновать Рождество Христово 25 декабря (по старому стилю), то и праздник Благовещения, по естественному соотношению его со днем Рождения Спасителя, стали праздновать 25 марта (по старому стилю), то есть за 9 месяцев до дня Рождества Христова. Праздник Благовещения Пресвятой Богородицы бывает в промежуток времени с четверга третьей седмицы (недели) Великого поста до среды Светлой седмицы.



Народные приметы

Праздник Благовещения - 7 апреля. Третья встреча весны.

Наши предки во время сева просфору привязывали к сеялке и носили, пока не заканчивался сев. Существовало поверье, что день недели, на который пришелся этот праздник, несчастливый для пахоты и посевов, а следующий за ним день - счастливый. В день сева никому и ничего нельзя давать взаймы, пустые мешки с поля надо везти, а не нести. В этот день готовили так называемую «благовещенскую» соль, ее пережигали в печи. Считалось, что она помогает от различных недугов, в том числе от горячки и лихорадки. Недомогающему скоту для излечения давали колобушки из ржаного теста, посоленного этой солью. В ночь под Благовещение сжигали соломенные постели, чтобы истребить болезни, прыгали через огонь и окуривали одежду, чтобы избавиться от сглаза и чар кудесника. На Благовещение дождь - родится рожь. Если в Благовещение ветер, иней и туман - к урожайному году. На Благовещение мороз - урожай на грузди. На Благовещение гроза - к теплому лету, к урожаю орехов. Вёдро в Благовещение - к пожарам. Коли на Благовещение снег на крышах есть, так будет еще и на Егория в поле. Коли ночь на Благовещение теплая, то весна будет дружная. Благовещенскую золу сохраняют для капусты и других огородных растений; когда они поражаются болезнями, их посыпают этой золою.



Благовещенье - птиц на волю отпущенье. На Благовещенье весна зиму поборола. На Благовещенье под дымом не сидят (перебираются спать в сени и клети). На Благовещенье медведь встает. Покров - не лето, Благовещенье - не зима. На Благовещенье птица гнезда не вьет, а завьет - станет на все лето пешею, как кукушка (что на Благовещенье гнездо завила). На Благовещенье воры заворовывают для счастья на весь год.

Дадаць паведамленне

*
*
*
*